Space: сто одна история Сюрреализма - Рим Дик

будут вспоминать о том, что все люди смертны, и каждый день на земле погибают миллионы людей, а их миновала эта страшная участь. Увы, дороги обратно нет. Это место чем-то похоже на зеркало, когда вглядываешься в неё, то видишь только себя, но не тех, кто за ней. За зеркалом может стоять кто угодно, и даже монстр Франкенштейна с топором в одной, а головой только что уложенного в постель ребёнка в другой руке. Но важно ли это сейчас, конечно же нет. Вот, гляньте, на лестницу из радуги, как туда лезет Леонардо Ди Капронио, чтобы повторить свой самый легендарный подвиг — постоять у обрыва дыша воздухом из океана, потому что так сильно любит гайморит. Но вскоре же падает с неё кувырком, потому что его ударила родная бабушка пакетом по голове. Она знает, что без тёплых бабушкиных вязаных шапок и башмачков, ему не пережить потопление радуги в бездождливый день, и любимая Роуз его снова бросит, как ожерелье в океанское дно, ведь кому же нужен больной и беспомощный, сопливый мальчик в постели, за которым нужно ухаживать и подтирать нос? Возможно же такое, что тело бедного парня попало в Атлантиду через то же место на дне, через пузырьки? Разумеется, может быть всё! Бедного так расплющило сильно, что он с ума выжил и до сих пор думает, что сценарий фильма — это его жизнь.

Ну, пусть себе и живут там дальше, и переживают свои последние мгновения вечность, а мы перелетаем из той эпохи на планету обратно, делаем вдох и даём себе обещания, что больше не будем заглядывать в чужие окна, по крайней мере, пару дней.

Пройдя вверх по склону из песка, мы натыкаемся на колодец, заросший мхом и разбросанными по округу черепами диких племён Гунгху. Колодец тот прост до безобразия, и именно простота её конструкции сделало это место тем местом, куда стремились все паломники мира, и те, кто был на изнаночной стороне в туристических целях. Нет ничего более необычного, чем обычное.

Из колодца выползла девочка на животе, держа в руках пластиковую лопатку и ударила ею меня по голове, будто давно ждала меня, и мы с ней лучшие друзья. Она начала кричать, щипать и чем-то недовольно возмущаться, затем села рядом, и попросила усесться и меня, и сказала мне, что она моя неродившаяся дочь, а колодец тот, место, где мать утопила её. Конечно, ни жены, ни дочери, ни колодца у меня не было никогда, но во что, не поверишь, в мире, где существует всякое невозможное? Я похлопал её по спине и поцеловал в лобик и объяснил, что мне очень жаль, взял её за волосы и выкинул в колодец, сверху накинул большой валун лежавший неподалёку и черепа племён Гунгху. Никогда не хотел и хотеть не хотел, и жена всё правильно сделала. Крики доносились ужасные, вопли вгрызались в барабанные перепонки, ещё бы на пару нот выше, и они бы лопнули. Чтобы заткнуть эту ничтожную тварь, назвавшаяся моей дочерью, пришлось нанять землебомбов. Эти виды животных представляли собой жуков навозников, перевозящие мины на спине. Они подняли их на край колодца и скинули вниз, и раздался взрыв, а из колодца вылетели остатки человеческого отхода. Кинув прощальный рык, жук ушёл, довольно облизывая мороженое, которое я ему купил возле пожелтевшего мха, где жила черепаха в панцире. У неё даже было крохотное окошко в ней, где можно было увидеть черепаху, бегающую по кухне и замораживающую мороженое в морозильнике. Голая, сморщенная, глухая и почти слепая. Конечно, проживите вы семь сотен лет и тоже будете сморщенными, нечему тут плеваться и осуждать её выбор жизни.

Через минуту другую, около колодца собрались паломники и увидев, что колодец разрушен, отстроили её и начали черпать красную воду и пить её. Звери и люди начали мутировать и превратились в дочь, и теперь их было по меньшей мере двадцать, и все они были злы, и скалясь направлялись ко мне. Поддав нескольким из них в зуб оперкотом и хуком правой с ноги, я побежал вверх по горе и скатился кувырком в какой-то город, по улицам которых ездили еноты на машинах, бегали коалы с чемоданами, и запрыгнул в одну из повозок с младенцами, которыми управляли свиньи в чёрных очках. Выращивали свиньи этих людей для рабства. Дочери бежали за мной и падали одна за другой от усталости, и матерились на чисто португальском, впрочем, на том языке, на языке, котором разговаривали мутировавшие. Затем из города выходили медведи с автоматами и брали тех в заложники, чтобы они дали потомство, отламывали им ноги и скручивали руки за спину, закидывали в клетку и уходили обратно.

Вытерев пот со лба, я встряхнул её об голову младенца. Поты упали, затем встали и подбежав ко мне начали пинать своими ножками, и, наступив на них, те впитались в деревянный пол повозки. Свинья обернулась назад и увидев меня завизжала, и перерезала себе горло и умерла. Так свинья сильно испугалась, что человек возьмёт её в заложники, что предпочла покончить с жизнью. Но, однако же, свиной окорок ожил и спрыгнул с повозки, и побежал в город звать медведей. Так называемых опустошителей нечисти, которым был я. Повозка завиляла, попала в яму и перевернулась. В воздух полетели младенцы и стали грачами, и исчезли в небе. Наверное, так действовала атмосфера планеты за пределами повозки на детей. Печально было другое же. Из леса вышел лучник и сбил их, затем скрутил им головы и повесил на палку и ушёл обратно. А остальные выжившие из тех горстки грачей, может три или пять, их съели летучие мыши-драконы, изрыгающие пламенем.

Вдруг, что-то хлопнуло, и земля задрожала, и я увидел большую мухобойку размером с город, которая поднималась с полей, убив какое-то ужасное чудовище. Это был полевой клоп, не меньше грузовика, на шее которого болтались бутылочки с кровью. Они тоже лопнули и впитались в землю, и на том месте выросли кривоногие гоблины, и разбежались кто куда. Лишь меньшинство из них станет юристами и врачами, другие же разбойниками и будут грабить животных и людей. Если, конечно, выживут. В том лесу обитают змее-быки, Кито-бегемоты и лучелазерные бобры.

Упс… я случайно наступил на жёлудь, и тот обернулся кабаном, вложил в руку топор, и выдохнул горячий пар из носа. Он говорил о том, что люди совсем уже перестали уважать